Неточные совпадения
В 1923–1924 годах на месте, где были «Мясницкие» меблированные комнаты, выстроены торговые
помещения. Под ними
оказались глубоченные подвалы со сводами и какими-то столбами, напоминавшие соседние тюрьмы «Тайного приказа», к которому, вероятно, принадлежали они. Теперь их засыпали, но до революции они были утилизированы торговцем Чичкиным для склада молочных продуктов.
Младшие офицеры, по положению, должны были жить
в лагерное время около своих рот
в деревянных бараках, но Ромашов остался на городской квартире, потому что офицерское
помещение шестой роты пришло
в страшную ветхость и грозило разрушением, а на ремонт его не
оказывалось нужных сумм.
А
в результате
оказывалось чистой прибыли все-таки триста рублей. Хорошо, что еще
помещение,
в котором он ютился с семьей, не попало
в двойную бухгалтерию, а то быть бы убытку рублей
в семьсот — восемьсот.
Оказалось, что Татьяна Власьевна имеет
в виду и
помещение. Оно было как раз таково, о каком мечтал Илья: на чистой улице маленькая лавочка с комнатой для торговца. Всё удавалось, всё, до мелочей, и Лунёв ликовал.
Сначала я предполагал устроить
помещение для нас обоих, для меня и Маши,
в боковом флигеле, против флигеля госпожи Чепраковой, но
в нем, как
оказалось, издавна жили голуби и утки, и очистить его было невозможно без того, чтобы не разрушить множества гнезд.
Помещение мое состояло из передней и комнаты, выходящей задним окном на Девичье поле, Товарищем моим по комнате
оказался некто Чистяков, выдержавший осенью экзамен
в университет, но не допущенный
в число студентов на том основании, что одноклассники его по гимназии, из которой он вышел, еще не окончили курса.
Оказалось, что для
помещения нового цензурного комитета
в университетских зданиях (как сказано было
в уставе) нет места и что прежний цензурный комитет не приготовил к сдаче своего архива, своих текущих дел, запрещенных и неразрешенных рукописей и пр.
При разборе наловленных бабочек
оказалось, что мы оба с Панаевым, особенно я, по моей торопливости и горячности, не всегда
в надлежащей мере сдавливали им грудки: некоторые совершенно отдохнули, вероятно бились и, по тесноте
помещения, потерлись, то есть сбили пыль с своих крылушек; по счастию, лучшие бабочки сохранились хорошо.
Помещение и хозяин
оказались в действительности выше всех сделанных им похвал и описаний, так что я сразу почувствовал себя здесь как дома и скоро полюбил моего доброго хозяина Василья Коныча. Скоро мы с ним стали сходиться пить чай, начали благо беседовать о разнообразных предметах. Таким образом, раз, сидя за чаем на балкончике, мы завели речи на царственные темы Когелета о суете всего, что есть под солнцем, и о нашей неустанной склонности работать всякой суете. Тут и договорились до Лепутана.
Спустя часа полтора после нашего прибытия, когда мы сидели на канах и пили чай,
в помещение вошла женщина и сообщила, что вода
в реке прибывает так быстро, что может унести все лодки. Гольды немедленно вытащили их подальше на берег. Однако этого
оказалось недостаточно. Поздно вечером и ночью еще дважды оттаскивали лодки. Вода заполнила все протоки, все старицы реки и грозила самому жилищу.
Мы, кажется, приехали не вовремя:
в доме что-то такое происходило, что приятелю Лаптева было недосужно принять нас, а вдобавок ко всему для нас не
оказалось и особого
помещения, и мы должны были довольствоваться комнатою
в неоконченной части дома.
— Не представляю себе, чтобы это могло
оказаться препятствием к
помещению рассказа
в «Русском богатстве».
Зашли мы с врачами еще
в другой госпиталь. Там главный врач
оказался человеком, но его госпиталь и сам помещался очень тесно: все
помещения захватил старичок статский советник. Как раз вошел и сам старичок.
Оказалось, большинство
в вагоне ехало без билетов. С этой поры и я стал ездить без билета и сам просвещал неопытных новичков. Получить билет было трудно и хлопотливо, нужно было проходить целый ряд инстанций:
в одном
помещении выдавали удостоверение,
в другом прикладывали печать,
в третьем снабжали билетом; коменданты держались надменно и грубо. Ехать же без билета было удивительно легко и просто.
В нанятом доме-особняке на одной из киевских улиц, близких от Киево-Печерской лавры,
оказались антресоли, которые графиня Конкордия Васильевна с обворожительной улыбкой просила доктора Караулова считать своим
помещением.